Поэзия повседневности
Милихат Юнисов. Маскарады. Живые картины. Шарады в действии. Театрализованные развлечения и любительство в русской культуре второй половины XVIII — начала XX века.
Минкультуры РФ, Государственный институт искусствознания. СПб., «Композитор», 2008. — 304 с., ил. Тираж 500 экз.
Как тяжелы и несправедливы бывают такие контрасты: автора книги, проникнутой стихией жизни, молодости, фантазии, карнавала, уже три года нет с нами. Милихат Юнисов (1958–2006), увы, умер молодым. Научный сотрудник, а затем и ученый секретарь Отдела народной художественной культуры ГИИ, он посвятил себя изучению форм досуга и театрализации быта. Юнисов шел от настоящего к прошлому: от эстрады и развлекательной культуры, капустников и агитбригад эпохи развитого социализма — к истории театральных развлечений и любительства.
Исследование М. Юнисова — важнейшее звено в новой «системе эстетических координат», сложившейся, во многом, благодаря легендарному Юрию Лотману. По замечанию коллег Юнисова (завершивших и подготовивших к печати незаконченный труд), «иерархия научного знания, где стоящие в верху эстетической лестницы виды и жанры творчества изучаются с предельным вниманием, а маргинальные и досуговые практики считаются недостойными интереса, начала рушиться благодаря трудам Лотмана. Исследования Милихата Юнисова продолжили и развили эту линию. Тема развлечений, маскарадов, агитбригад, в которых быт и искусство тесно переплетены, в его работах предстают как важнейший ключ к постижению художественной культуры той или иной эпохи.
Рассматривавшийся с точки зрения застывшей марксистской идеологии XIX век до сих пор интерпретировался более поверхностно, чем дальше отстоящие… эпохи. И в этом смысле работы Юнисова являются счастливым исключением… Он сумел не только собрать и систематизировать материал художественной повседневности, но и сделать его составной частью глобальной истории искусства и истории человечества. Чрезвычайно актуальным для изучения художественной жизни девятнадцатого столетия является и взгляд на нее сквозь призму человеческих характеров, распространенных привычек и бытового поведения.
Особенностью его подхода к научному исследованию было сочетание тщательного и кропотливого собирания фактов (кажется, он прочел все мемуары на русском языке!) и использование научного аппарата, базировавшегося в первую очередь на современной философии и антропологии» (К. Богемская, Т. Гнедовская, О. Пашина, предисловие «Праздник памяти»). Добавим, Юнисова отличала виртуозная работа с «чужим» словом: при обилии источников, они искусно вплетены в нить авторского повествования.
Традиция, к которой обращался исследователь, интересна не только сама по себе: напротив, у нее есть ясный и непосредственный выход в повседневность, к нынешним «характерам, привычкам и бытовому поведению». В эпоху хэппенингов и компьютерной анимации, «девятых врат» и бесконечной фантастической виртуальности (или виртуальной фантазии!); наконец, тусовок, вечеринок и корпоративов в парках, замках и дворцах напрашивается сравнение всех этих events (событий) с далеким временем, когда источником вдохновения homo ludens (человека играющего) были искусство и, в конечном счете, этот самый человек. Человек эмоций, страстей и высокой культуры. У читателя этой книги будет неплохой повод задуматься, как убога — при всем внешнем блеске — развлекательная мишура современности, как бледна она в сравнении с ушедшими веками.
В книге Милихата Юнисова три главы и заключение: первая посвящена маскарадам, вторая — шарадам и живым картинам; в завершении говорится о сюрпризе как феномене развлекательной культуры. Наиболее впечатляет раздел о живых картинах (от франц. tableaux vivants). Под таковыми в словаре Брокгауза и Эфрона подразумеваются «составленные из живых лиц группы в подражание писаным картинам или скульптурным произведениям», в «Словаре театра» Патриса Пави — «мизансцены, напоминающие статую или живописное полотно». Разворачивая панораму живых картин от Средневековья до романтизма, Милихат Юнисов прослеживает их становление как мощной художественной традиции, связывавшей все слои русского общества — от аристократии до купечества, разночинцев, интеллигенции (музыкантов, художников, театралов). Живые картины были и питательной средой высокого искусства, и замечательным средством образования и воспитания (как домашнего, так и школьного). Источником живых картин часто была именно музыка: изображались сцены из модных опер, балетов; тем самым продлевалась жизнь театральных премьер. Кстати, в контексте книги Юнисова по иному понимается и знаменитая интермедия «Искренность пастушки» из «Пиковой дамы» Чайковского: в ней есть сходство и с маскарадом, и с живой картиной. Интересны и параллели живых картин и некоторых явлений кинематографа; к примеру, «оперных» мизансцен Сергея Эйзенштейна, живописных кадров Луиса Бунюэля или Сергея Параджанова…
Парадоксальным образом, традиции жили и после Октября 1917. Для русских эмигрантов костюмированные праздники означали духовную и бытовую связь с Родиной; «в Советской России публичные театрализованные развлечения политизировались в знаменитых «массовых инсценировках» начала 1920-х годов, агиткарнавалах с шествиями масок «врагов» Советской Республики, а также… в «живых газетах»» (М. Юнисов).
Книга Милихата Юнисова должна была стать частью целой трилогии о театральных развлечениях, о любительстве, которое мы потеряли и, в то же время, которое мы получили в наследство от прошлого. Очень хочется увидеть эту трилогию (дописанную его коллегами) и рассказать о ней.
Из книги М. Юнисова:
«Выбирая маскарадный костюм, дамы главным образом заботились о своей привлекательности и сексуальности, чтобы под бархатной полумаской напропалую флиртовать с заинтригованными кавалерами и доминировать в игре. Оттого-то костюм маркизы — соблазнительной героини, расточительницы галантного века — можно было увидеть на каждом втором маскараде XIX — начала XX века и даже на детских праздниках. Устраивались и специальные, необыкновенно эффектные, «балы маркиз». Такой бал-маскарад состоялся в Благородном собрании в Москве на масленицу 1870 года: «Тут были самые разнообразные прически и еще более разнообразные костюмы; эффектное зрелище затянулось до 5 часов утра и окончилось оживленным котильоном» {здесь и далее источники цитат опущены — М.С.}.
Особенную популярность в великосветской среде «балы маркиз» приобрели в начале XX столетия, когда давно ушедшую культуру мушек, пышных нарядов и напудренных париков воскрешали художники (прежде всего, К. Сомов), поэты и музыканты (М. Кузмин), близкие к эстетической программе «мирискусников». На костюмированном балу у А.Н. и М.К. Брянчаниновых в стильных нарядах XVIII века гости танцевали менуэт, паван-гальяри и сарабанду под аккомпанемент клавикордов, viola da gamba, viola d’amour и других старинных инструментов.
Не отставала и провинция. 27 декабря 1911 года в Самаре в Яхт-клубе прошел благотворительный костюмированный «ситцевый бал» с призами за оригинальные костюмы. «Первый приз получила госпожа Шумова за костюм маркизы, второе место заняла госпожа Лебер за костюм куколки». Как именно удалось победительнице из дешевой хлопчатобумажной ткани сделать видимость костюма, который стоит целое состояние, корреспондент не рассказал. А это было бы интересно и всем профессиональным театральным костюмерам, вечно ломающим голову над проблемой превращения простого холста в парчу, и, разумеется, тем, кому был не по карману костюм маркизы Помпадур».
Михаил Сегельман
«Музыкальное Обозрение» 06.2009 (306)