НЕСТЕРЕНКО Евгений
14 сентября 2011 г.
Автор статьи — Александр Харьковский
ЧЕЛОВЕК В МУЗЫКЕ
Давно собирался написать о Евгении Нестеренко. О котором говорят: «бас планетарного звучания», «голос века»… Я мог бы присоединиться к этому восторженному хору. Мог бы написать о своих детских впечатлениях от его Мефистофеля в опере Гуно: актерская игра молодого певца меня изумила еще больше, чем его пение. О впечатлениях от камерных концертов в Малом зале филармонии (еще Ленинградской) — кажется, мы с родителями тогда, в конце 1960-х – начале 1970-х, не пропустили ни одного.
Но для меня Евгений Евгеньевич (с которым не имею чести быть знакомым лично), стал в первую очередь человеком в музыке. Об этом я и решил написать. И вот что имею в виду.
В большой мере Нестеренко оказался тем, благодаря кому я стал музыкантом (не знаю, осчастливлено ли этим человечество, но мне в этой роли неплохо). Дело в том, что в раннем детстве я очень любил «выступать». В любом жанре, где хоть как-то получалось: читать стихи, танцевать, играть на рояле. Всегда воображал себя перед публикой. С этим и в Вагановское училище поступал. И в детский хор Мариинского театра (в отличие от Вагановского, успешно). Представлял, как выйду на сцену — да, вот на эту самую, где сейчас пою «Здравствуй, здравствуй, юродивый-Иваныч», — уже не мальчишкой, отнимающим копеечку у несчастного, а сам в этих бутафорских веригах. Спою про копеечку и «месяц едет». То есть тенором. Но это на худой конец. Потому что лучше бы, конечно, басом — и «Скорбит душа». И вот это — «возьми булат заветный». И «на земле весь род людской»… Дома с семи лет репетировал сражение Фауста с Валентином на шпагах, наряжаясь сам и наряжая младшего брата в плащ и шляпу.
Мама полушутя говорила, что она предпочла бы, пожалуй, видеть меня во фраке за пультом дирижера. Ну, тоже ничего, — хотя и непонятно, как же тогда шпаги?..
А вот когда я стал постарше, это ощущение «выступальщика» и «звезды экрана» мне стало… неприятно, что ли. Поумнел? Насмотрелся на пыльное закулисье? Не знаю. Но помню, что от этой роли, от этого способа существования стало нести дешевкой… Бутафорией, набором поз, пустотой.
И вот здесь «спасательным кругом» для меня стал — даже не сам Евгений Нестеренко, а его дуэт с пианистом Евгением Михайловичем Шендеровичем. Дуэт уникальный, в котором абсолютно на равных выступали два в высшей степени талантливых человека. Ничего подобного я никогда больше не встречал. Во всяком случае, в области вокальной музыки.
Это было совершенно новое для меня переживание. Здесь никто не «выступает». Ни актерский блеск, ни личность, ни техника никуда не деваются. Но два музыканта — опытнейший, точный, явно «руководящий и направляющий» Шендерович и потрясающе обаятельный, умно-артистичный Нестеренко — вместе, сообща, осмысленно делают музыку. Вот такое ощущение человеческого, дружеского, партнерского контакта — открывало для меня совершенно новый «образ музицирования».
Оказывается, в музыке, в исполнительстве, в творчестве так можно, так бывает! Можно существовать без «выступальщичества», без дешевки. Ощущая за собой избыток таланта, отдавать его партнеру — а не силясь прикрыть недостаток, вырывать у публики знаки признания.
Для меня это значило, как понимаю сейчас, очень многое. Это значило, что в музыкантской профессии можно найти среду, живущую по таким законам — доверия, смысла… Великодушия, если хотите.
И второе, но тоже очень важное. Этот дуэт стал для меня (и для многих, мне кажется) проводником, окном в музыку XX века. Нестеренко и Шендерович исполняли не очень многих современных авторов (кроме песен Свиридова, романсов и микеланджеловской сюиты Шостаковича, сказок Стравинского, запомнилась баллада Ширвани Чалаева — с откликом открытых струн фортепиано на возгласы баса). Но если добавить сюда Мусоргского (по степени новизны для меня это стояло тогда в одном ряду) — получается много и разнообразно.
А главное — осмысленно. Музыка XX столетия у Нестеренко-Шендеровича никогда не оказывалась (а так случается, и все чаще) «объективно предъявляемой»: вот вам феномен, думайте что хотите. Она всегда была, как говорят актеры, «присвоенной» — музыкой с прожитым смыслом. Как Верди, как Чайковский, как Бородин — так и трудное, «с диссонансами» (сколько я слышал тогда про эти «диссонансы»!), с не до конца доступными моему подростковому слуху стихами, — все прояснялось и становилось подлинным, дельным, внятным1. И нужным мне лично.
Я и до сих пор хочу от музыки смысла. Мне кажется, это осталось «на клеточном уровне» — память о том, что такое желание законно. И эта «клеточная» память для меня, наверное, уже навсегда связана с дуэтом Евгения Нестеренко и Евгения Шендеровича.
Ноты из репертуара Евгения Нестеренко, выпущенные в нашем издательстве:
2. Романсы и песни (Бородин, Мусоргский). Бас. Учебное пособие для вокалистов и концертмейстеров. Вып.2
1 Речь, разумеется, не о дикции: в пении Евгения Нестеренко каждое слово понятно, как в актерской речи.