19 мая 2011
МЕМУАРЫ: КЛОУНАДА НА ПОЛНОМ СЕРЬЕЗЕ
О секрете популярности мемуарной литературы
Скажу сразу во избежание недоразумений: к клоунаде и клоунам я отношусь не просто с уважением, а с восторгом и нежностью. Умный клоун — лучше и выше в искусстве попросту ничего нет.
Но в данном случае я произношу слово «клоун» по особой причине. Из-за цитаты. Вот она:
«Благородное искусство — своего рода повторение специализированных акробатических подвигов индустриализованного мира. Массовое же искусство — это клоун, напоминающий нам о всей полноте жизни и обо всех способностях, упущенных нами в нашей повседневной рутине. Он берет на себя смелость выполнять специализированные рутинные действия общества, действуя как целостный человек. Но целостный человек совершенно беспомощен в специалистской ситуации».
Слова эти опубликованы в 1964 году. Их автор — знаменитый теоретик масс-медиа Маршалл Маклюэн (тот самый, которому принадлежит выражение the global village, «глобальная деревня»). Человек, который противопоставил мир высоких (и узких) специалистов миру мозаики, калейдоскопа масс-медиа. Мы их не любим? Их — кого? Специалистов или медийщиков? Кого больше? Мы всех не любим. Но со всеми живем, ко всем привыкли, и во всех, признаемся, имеем надобность.
Медиа — как клоун, «пытающийся» пройти по проволоке: вот канатоходец-специалист только что прошел, а теперь я, чего проще… Он падает, барабан грохает, он весь в опилках, мы смеемся. Но мы — как он. Его беспомощность — наша беспомощность. Его простодушие — почти что наше. Наша детскость.
Потому что перед чем-то мы всегда малы и слабы. Силенки наши смешны, простодушие наружу. Театр всеобщих бегов, ярмарка тщеславия. Попробуйте взглянуть на масс-медиа вот так, сбоку и чуть свысока, а не как на цунами и бедствие. Вам понравится.
Другой полюс — человек, презиравший толпу и все с ней связанное всей душой. Выдающийся философ и музыкальный писатель Теодор Адорно. Почти в одно время с Маклюэном — в 1963 году (но в Германии, а не в США) — он опубликовал статью «Может ли публика хотеть?» Звучит, как «может ли машина мыслить». То есть ответ автора очевиден — разумеется, не может:
«Есть опасения, что публика, если ей действительно будет предложено высказать свои пожелания, потребует того же самого, что ей навязывают, только в большем объеме».
Так случилось, что я прочел эти два текста, Маклюэна и Адорно, почти одновременно. И нитка — или, быть может, дуга — протянувшаяся между ними, вдруг осветила для меня одну загадку. Я подумал: мне в руки упал ключ к секрету популярности мемуарной литературы.
Вернее, не сразу. Была еще картинка — из того же Маклюэна (помните, это написано почти полвека назад!):
«Сегодня учителя часто сталкиваются с тем, что студенты, не способные прочесть даже страничку в учебнике истории, становятся экспертами в программировании и лингвистическом анализе».
Я вдруг увидел этого студента, сидящего — сегодня, сейчас, здесь — перед своим лэптопом, уставшего от белых латинских буковок на черном фоне (наверно, я отстал от программистской жизни?), и решившего, что пора отдохнуть. И вот он закрывает DOS’овское окошко и идет на сайт — ну, если не анекдотов, то куда он пойдет? — на сайт занятных историй… Правда же, это вполне допустимое предположение? И вдруг оказывается, что сегодня выложены истории не про наше время, а, допустим, про жизнь времен его бабушек. Но интересно и живо написаны: где смешно, где любопытные подробности, а еще тут же и фотки старые… Как это все называется — ретро? ар деко? винтаж? Неважно, главное — настоящее и одновременно «прикольное».
То есть студент этот никакой не «неграмотный», не «некультурный», просто он хочет — живое и целое! Как у клоуна. Типа старое кино. А не как у историка или искусствоведа (специалистов). Он не хочет «постигать новое», он сейчас отдыхает. Он хочет историй — то есть знакомого, но и неожиданного.
Вот что такое мемуары: то же, но другое.
Все по Адорно — но с маленькой дельтой, как сказали бы математики. И в ней все дело.
Между высоким лбом большого искусства и дурацкой маской масс-медиа есть что-то вроде середины. То ли чуб, то ли растрепанная солома из-под шапчонки. То делопроизводительский зачес, то бильярдный шар лысины. Представьте себе киноперсонаж — скорее всего, будет смешно. И грустно. Пожалуй, одновременно.
Да и то: любой человек в своих мемуарах в самом деле клоун. В смысле — шут господень. И идет он по этой своей проволоке, по своей жизни, не зная, как правильно. Не специалист он в своей жизни. Ярмарка закрывается, силенки на исходе… Попытка выглядеть героем (и где, на площади, в балагане?) — уж куда простодушней. Застенчивость, смущение, штаны в опилках — клоунада поумнее. Но перед тем, что впереди, всякий из нас и мал, и слаб, и беспомощен. Дитя. Клоун. Человек.
Мнение автора может не совпадать с вашим.
Но если вы выскажетесь, ваше мнение может быть опубликовано.
Пожалуйста, заполните форму: